Маргит Сандему
|
Скачать
— Вовсе нет. Просто я размышляла об этом все утро. — И когда же ты… поняла это? — Не сразу. Сначала было предчувствие… потом страх… и потом уже понимание. Поэтому ты и интересовался моими переживаниями еще во время телефонного разговора, не так ли? Он легко уловил сбивчивый ход ее мыслей. — Да, совершенно верно. Меня удивило описание чувств, которые ты испытывала при встрече с этим ночным существом. С моей точки зрения, эти чувства были именно такими, какими они и должны были быть. И мои предположения подтвердил твой рассказ о том, что ты пережила в детстве. — Натаниель… — растерянно произнесла она. Он обнял ее, положил ее голову к себе на плечо. В данный момент она была для него ребенком, нуждающимся в утешении. Страх, испытанный ею, был куда сильнее обычной детской боязни темноты. — Ну, ну! Не бойся! Смотри своему страху в глаза, так будет легче. — О, Натаниель! — жалобно произнесла она. — Держи меня крепче! — Слова директора Стина навели тебя на мысль об этом, не так ли? — Это ты навел меня на мысль об этом. Он же только испугал меня, сказав о висящей на окне простыне. — А я-то думал, что ты не придашь значения его словам. С трудом выдавливая из себя слова, Эллен сказала: — Когда они пришли, чтобы попугать меня, простыня уже висела за окном. А меня в комнате не было, я уже выпрыгнула через окно, преследуемая страхом. Эллен не знала, сколько она стояла так ранним, тихим утром, прислонившись к плечу Натаниеля, дрожа от страха, в то время как его руки медленно ласкали ее. В конце концов, уткнувшись лицом в его пиджак, она сказала: — Ты можешь теперь рассказать об этом моем качестве. — Да, — ответил он. — Это очень редкое качество. Мне известно только два таких случая, происшедших в давние времена и в другой стране, у нас же я таких людей не встречал. Если не считать, конечно, родню моей матери, Людей Льда, среди них подобных случаев хоть отбавляй, но это совсем другое дело. Качество, о котором я говорю, имеет чувственный характер, хотя по масштабности оно уступает аналогичному моему качеству. Ты очень чувствительна и восприимчива к настроениям и внешним воздействиям. Но главное не в этом. — Давай лучше начнем с тебя, — перебила она его, желая, с одной стороны, протянуть время, а с другой — внести во все ясность. — Я знаю, что ты не умеешь читать мысли, но в то же время благодаря тебе я смогла разобраться в своих ощущениях. Ты всегда знаешь, что я чувствую. — Да. Такое бывает у некоторых животных. Собаки, например, очень восприимчивы к человеческим чувствам или, лучше сказать, к расположению духа. Они реагируют на страх, злобу, дружелюбие, грусть и так далее. Ведь чувства создают определенную атмосферу, порой даже запах. Чего нельзя сказать о мыслях. Мысль быстротечна, иррациональна и мертва. Все мои «сверхъестественные» ощущения базируются на чувствах, побуждениях, стремлениях и настроениях других. Эллен задумчиво кивнула. — Ты ведь с самого начала знал о том, что возле моей двери стоял тот дворянин? Ты ведь знал, что он находится в запертой комнате? — Да. Но мошенничество с самогоном сбило меня с толку. Это тоже создавало свою атмосферу. Атмосферу скаредности, бесчестия и предательства. Эллен было не по себе. Она прижималась к Натаниелю, прижималась щекой к его плечу, словно желая набраться у него сил и спокойствия, она знала, что должно произойти, хотела предотвратить это, но, в отрыве от всякого здравого смысла, тянула время и принималась говорить совсем о другом. — Что же это за третье решение, о котором говорил ленсман? — спросила она. — О, речь шла всего лишь о том, что какой-нибудь старый бродяга забрался в дом, чтобы стащить себе еды, пока никого нет. Поэтому мы и разговаривали шепотом. Но давай поговорим теперь о «привидении»… «Нет, не надо!» — мысленно произнесла Эллен, но промолчала. — Собственно говоря, никаких привидений не существует, — бодро начал Натаниель. — После смерти люди уже не ходят. Но если имели место сильные эмоциональные напряжения, они как бы повисают в воздухе. Понимаешь? — Конечно! — горячо воскликнула она. — Ведь привидениями становились какие-то особые люди. Те, кто умер быстрой смертью, в результате насилия или несчастного случая, или самоубийства. Злодеи, несчастные… Их чувства и настроения могли быть невероятно сильными. Ведь это не они сами, а их умонастроения продолжают жить в определенных местах? — Совершенно верно! И к тому же в таком концентрированном виде, что люди, обладающие повышенной чувствительностью, поддаются их воздействию, причем, как правило, в той или иной связи с происшедшими когда-то событиями. Его слова немного сбили ее с толку. — Но какое отношение ко всему этому имею я? — спросила она. — Ты? Мне совсем не хотелось бы говорить тебе об этом, дружок! Вот так! Сети раскинуты, и она с головой попалась в них! — Прошу тебя, расскажи… — удрученно произнесла она. Печально посмотрев на нее, он сказал: — Как я уже сказал, ты очень восприимчива к весьма специфическим вещам. Несчастные, продолжающие жить в своем отчаянии, ищут у тебя помощь. Эллен почувствовала сильнейшее головокружение. — Нет! Нет! — воскликнула она. Но она знала, что протестовать бесполезно. Она знала, что он был прав. Натаниель задумчиво произнес: — Я назвал бы это «немыми воплями», которые можем услышать только мы с тобой, да кое-кто еще, единицы. Эллен прикусила губу. Она пыталась убедить себя в том, что все это ей снится, но все, что ее окружало — берег реки, гостиница, Натаниель, ночная рубашка… все это было совершенно реально. — Они установили контакт со мной, — еле слышно произнесла она. — Но почему именно со мной? На его лице появилась нежная улыбка. — Потому что ты испытываешь горячее желание придти кому-то на помощь. Ты чувствуешь свою ответственность за всех слабых и несчастных, разве не так? Ты наделала много глупостей в своей жизни, Эллен, из-за своего бездумного стремления сделать что-то для других, не думая при этом о последствиях, и к тому же у тебя явный крен к мимолетным улучшениям, не так ли? — Так. — И ты можешь отдать все, что имеешь, тому, кто испытывает нужду. Разве я не прав? — Прав… — удрученно произнесла Эллен. — И эта беспредельная заботливость и добросердечие в сочетании с тем, что ты постоянно балансируешь между двумя мирами, влечет к тебе несчастных из потустороннего мира. Не слишком ли это сложно для тебя? — Нет, нет, продолжай! — Сам я не разделяю мир на здешний и потусторонний, я использую это упрощенное выражение для того, чтобы ты лучше смогла меня понять. — Пока что я понимаю тебя. Но как я могу помочь этим несчастным? — Никак, — мягко ответил он. — Но я могу им помочь. Ошеломленная его ответом, Эллен сказала: — Ты-то можешь… Но как? Каким образом? — Тебе не стоит вникать в это, это слишком ужасно. Скажу только одно: я могу успокоить их, снять налет трагических чувств, присущий тому или иному месту, но как я это сделаю — касается только меня. — Не думаю, что мне когда-либо захочется об этом узнать, — сказала Эллен, сразу почувствовав озноб. — Для тебя будет лучше оставаться в неведении. Но, если тебя это утешит, скажу, что дворянин этот не особенно симпатичная личность, он вполне заслужил свои страдания. Он заперся в комнате исключительно из чувства мести; молодая дама, не пожелавшая снизойти до него, должна была увидеть… И он лежал взаперти, злился на самого себя и усыхал от голода. Никто не приходил к нему на помощь. Вспомни, как люди говорят: «в последний раз, когда видели его…» — Да. — Так вот, это он сам встал и открыл дверь, чтобы сказать, что он желает, чтобы его спасли… Но было уже поздно. Он уже превратился в мумию, и тот, кто увидел его, подумал, что это привидение и захлопнул дверь, которая с тех пор и не открывалась. Ты же знаешь, в 1700-х годах люди были суеверны. А у него больше не было сил подняться. — Откуда ты все это знаешь? — Я же был ночью в этой комнате, дружок, — ответил Натаниель. — Я это знаю, — сухо ответила Эллен. — Но мне все равно его жаль, — упрямо добавила она. — Он как раз и почувствовал это. — Может быть… Но он так и не понял, что глупо вел себя при жизни. Он просто несчастный. Натаниель мягко улыбнулся. — Сейчас я пойду в ту самую комнату и освобожу его от страданий. Нет, я не читаю молитв или заклинаний над такими, как он. Я не священник и не колдун. Но подобные вещи отнимают у меня все силы. И мне не хотелось бы, чтобы ты видела меня после этого. — О, Натаниель, — с отчаянием в голосе произнесла она. — Каким одиноким ты должен быть! — Да, — сухо ответил он и отпустил ее. Понимая, что собирается задать ему слишком интимный вопрос, она все же не могла удержаться от любопытства и спросила: — У тебя есть… какая-нибудь подруга? — Как она может быть у меня? — в сердцах ответил он. — Я заранее знаю, что каждая из себя представляет. Конечно, в свое время меня интересовали девушки, и я им нравился. Внешне все было превосходно. Но одной из них я был нужен для того, чтобы показывать меня всем, и к тому же она была жадной, другая не отличалась особой верностью и была слишком незрелой, у третьей был острый язык, хотя она тщательно скрывала это. Ведь я же вижу их насквозь, Эллен! И к тому же: какую жизнь я могу предложить им? Во-первых, все мои мысли заняты этой ужасающе сложной задачей, а во-вторых: возможно ли со мной вообще жить, учитывая все то мрачное, что стоит за моей спиной? Никто из этих девушек ничего не знал о моих особых качествах. Об этом знаешь только ты. — И кого… кого же ты видишь во мне? — Но я ведь уже сказал! Мы можем стать друзьями. Может ли между нами быть что-то большее, сказать трудно, поскольку эти чувства слишком иррациональны. Они могут придти совершенно внезапно, и нередко бывают очень некстати. Но хорошими друзьями мы можем быть в любых обстоятельствах. Ты смогла бы при случае проявлять терпимость по отношению ко мне, потому что ты понимаешь меня. Но этого делать не нужно. Предостережение было слишком серьезным, Эллен. Я знаю, что произойдет с нами, если мы будем вместе: один из нас будет в смертельной опасности и увлечет за собой другого. И тогда одного из нас ждет смерть — нетрудно догадаться, кого. — Как тяжело с тобой расставаться… — печально произнесла она. Взяв ее лицо в свои ладони, он сказал: — Когда ты приехала сюда, ты была несчастна. Какой-то юноша? — Да. Во мне было столько нерастраченной любви, и пока он интересовался мной, я думала, что нужно просто дарить свою любовь. Но это оказалось не так. — И ты чувствовала себя униженной и глупой, обнаружив, что его интересовала только мимолетная связь. Твоя любовь полностью истощилась? — Нет, нет! Я как аккумулятор: любовь во мне все прибывает и прибывает, и теперь ее гораздо больше, чем раньше. — Но никто не хочет воспользоваться ею? Опустив глаза, она сказала: — Да. И я не хочу больше влюбляться. Это приносит такие муки. Она хотела спросить у него, откуда он так много знает о ее прошлом, но вид у него был такой усталый и измученный, что она не решилась тревожить его подобными пустяками. — Во мне самом столько нерастраченной любви, — задумчиво произнес он. — Светлой, радостной, обнадеживающей любви. Но вокруг меня бродят лишь тени. — Если бы я была твоей подругой, я бы приняла и твою мрачную любовь, Натаниель. Потому что это часть тебя, мимо которой пройти невозможно. И я надеюсь, что ты когда-нибудь встретишь ту, кто поймет это. Она отвернулась, не желая, чтобы он заметил ее печаль. Но он это, конечно же, заметил. — Эллен, — тихо сказал он. — Да… — То ужасное, что ожидает нас, произойдет еще очень не скоро. Подняв голову, она посмотрела на него. — Тебе это известно? — спросила она. — Да. Это произойдет не сейчас. Но только не думай, что я настраиваю тебя на какое-то — Бог весть какое — ожидание! — Не бойся, — радостно улыбнулась она. — Я и не думаю влюбляться в тебя. Я хочу быть просто твоим другом. Я так нуждаюсь твоей дружбе! — И я в твоей, Эллен. Я только думаю, что… — Что? — нетерпеливо спросила она. — Нет, ничего. Просто у меня есть к тебе два вопроса. Первый: что за семейный скандал у вас произошел? Не могла бы ты рассказать мне об этом прямо сейчас? Тебя ведь по-прежнему что-то гнетет. Она сразу съежилась. — Конечно, этот скандал был для меня очень неприятен! И до сих пор меня мучает мысль о нем. Я много дала бы за то, чтобы услышать твое мнение по этому поводу. Но, как я уже сказала: я могу очернять себя сколько угодно, в особенности, перед тобой. Но чувство приличия подсказывает мне, что я не должна чернить других. «О покойниках плохо не говорят…» и все в таком духе. И о живых тоже. Он удивленно уставился на нее, но, поскольку она ничего больше не сказала, кивнул. — Я уважаю твою точку зрения, хотя мне кажется разумным, чтобы ты рассказала о темных пятнах своей семьи. Или никаких темных пятен там нет? — Есть. Но не об этом речь. Ты собирался задать мне два вопроса. Не пытайся увиливать! Он улыбнулся. — Нет, учитывая, что то ужасное, что должно произойти между нами, произойдет не сейчас… — И что? Почему ты не договариваешь? — Потому что я не уверен в том, что мы поступаем неправильно. Но… хочешь, чтобы я освободил тебя от твоего детского страха? — От этих воспоминаний? — Да. — Что для этого требуется? — Прежде всего, мы должны вернуться на то самое место.  перейти в каталог файлов |